Дед очень рано стал брать нас, своих внуков на рыбалку. Я был старшим, мне было 8 лет, остальные младше. Он плохо видел, носил очки с толстыми стеклами. Лодка у него была самодельная, килевая. Далеко от берега мы не уезжали, просто переезжали протоку до острова Ближний (его называли еще Кирпичным, т.к. там добывали глину и был когда-то небольшой кирпичный заводик).
В лодке спокойно сидеть мы еще не умели. Шумели, бывало, что и дрались. Дед только и боялся, как бы мы не выпали из лодки. Плавать он стал учить нас немного позже.
Уловы наши были невелики, поймаем по нескольку небольших сорожек и окуньков и - домой.
Сорогу дед не любил: "Опять эта плакса красноглазая попалась!" - говорил он, когда кто-то вытаскивал сорожонку.
А вот окуня уважал! И если попадался средний окунек, то он обязательно измерял его. Измерял у спичеными коробками уже дома. (Дед никогда не курил и спичек с собой не брал).
Как он умудрялся в 10- сантиметровом окушке намерить 5-6 коробков, это для меня загадка. Мерил-то на наших глазах! Когда окунь был сварен в ухе и съеден, дед брал листок бумаги и рисовал химическим карандашом контуры окуня по меркам, которые у него получились. Окунь на рисунке был огромным. Но когда он говорил, что, например, Андрюха (мой двоюродный брат) выволок такого окуня, то этому Андрюхе хотелось верить, что рыба была именно таких размеров, а никак не меньше. И хотя мы, остальные внуки, высказывали свои сомнения, дед уверял, что все правильно: "Три дня окуня ели. Я ел голову, Андрюха - хвост, а бабушка - все остальное".
Повторялось это не один раз, и каждый из нас, внуков, (а нас было четверо, тех, кто успел с ним поездить на рыбалку), поймал такую рыбу, которая удостоилась чести быть нарисованной дедом.
Давным-давно нет деда. Я сам теперь уже дед, и сейчас понимаю, что он учил нас любить свою реку, прививал любовь к рыбалке. Моему внуку только год, но придет, надеюсь, время, когда и я буду учить его ловить окуней.
В лодке спокойно сидеть мы еще не умели. Шумели, бывало, что и дрались. Дед только и боялся, как бы мы не выпали из лодки. Плавать он стал учить нас немного позже.
Уловы наши были невелики, поймаем по нескольку небольших сорожек и окуньков и - домой.
Сорогу дед не любил: "Опять эта плакса красноглазая попалась!" - говорил он, когда кто-то вытаскивал сорожонку.
А вот окуня уважал! И если попадался средний окунек, то он обязательно измерял его. Измерял у спичеными коробками уже дома. (Дед никогда не курил и спичек с собой не брал).
Как он умудрялся в 10- сантиметровом окушке намерить 5-6 коробков, это для меня загадка. Мерил-то на наших глазах! Когда окунь был сварен в ухе и съеден, дед брал листок бумаги и рисовал химическим карандашом контуры окуня по меркам, которые у него получились. Окунь на рисунке был огромным. Но когда он говорил, что, например, Андрюха (мой двоюродный брат) выволок такого окуня, то этому Андрюхе хотелось верить, что рыба была именно таких размеров, а никак не меньше. И хотя мы, остальные внуки, высказывали свои сомнения, дед уверял, что все правильно: "Три дня окуня ели. Я ел голову, Андрюха - хвост, а бабушка - все остальное".
Повторялось это не один раз, и каждый из нас, внуков, (а нас было четверо, тех, кто успел с ним поездить на рыбалку), поймал такую рыбу, которая удостоилась чести быть нарисованной дедом.
Давным-давно нет деда. Я сам теперь уже дед, и сейчас понимаю, что он учил нас любить свою реку, прививал любовь к рыбалке. Моему внуку только год, но придет, надеюсь, время, когда и я буду учить его ловить окуней.
Комментариев нет:
Отправить комментарий